Закат

Можно я высохну, стану скелетом,

А позже чуть вырасту в скудности света?



Мои глазки рухнут, провалятся в череп,

Тело опухнет, рот слопают черви.



Я разложусь, земля все впитает,

Грязи нажрусь… А тухлость летает…



Но позже когда-то я вновь прорасту,

К почве промятой зерном упаду.



Корни пущу и буду питаться.

Уже не кричу. Лишь буду шататься.



Буду взрослеть, стану сильнее,

Зверье будет петь на древесном теле.



Корни взмахнут, залезут в глубины,

Ветви пробьет проходы в руины.



Вырастет чудо на бывшей могиле,

Где белая груда покоится в пыли.

Поцелуй мои страшные ожоги.

Я вся истекаю ядом.

Закопай мой крест на дороге.

Чувствуешь? Я пахну смрадом.



Разверзни грудную мне клеть,

Ресницы протри полотенцем.

Проверь на спине моей плеть…

Меня стерли в зачатье младенца.



Разгляди сплошной мой зрачок,

Искупай в отходах нелюдных,

Проследи неясный скачок:

Жизни нет в глазах моих мутных.



Обними на прощанье фальшиво,

Вытри слезы мои на щеках.

Рискнешь ли увидеть паршивый

Вид мой в густых облаках?



Подари мне кусочек бумаги,

Я черкну там чернилой свой ноль, 

Выплесну скопища - враки,

Мразь, что не знает и тролль.



Я тождественна пыли на ветру,

Пыль любого тождественна мне.

Будто есть, но меня все же нету.

Отчужденье - мое бытие.

«Смерть! Приятно познакомиться.

Смерть», - еще раз говорю.

Замер и кто-то нервно дернется.

Уйдет подальше – я стою.



Персонаж. Стоит очередной.

На краткий «щёлк» оторопела…

Окутан неземной красой…

И я стою. Я обомлела.



Такой живой. И настоящий…

Как Солнце светит. Он как бог…

Даже смотрит бог дразняще…

Его узнала. Он Любовь.



«Любовь! Приятно познакомиться!

Любовь!» - доносится к ушам.

Замер и кто-то с счастьем дернется,

Любви руки по рукам.



Подхожу и я. Я наблюдаю…

Позабыла про работу, про косу.

К нему без схватки привыкаю,

Бросая думы на росу.



Стоит толпа. Смерть за ней уныла,

Она не понимает, что стряслось.

Как будто что-то занозила,

 Что-то в сердце пробралось.



Смерть удивлена. Она не знала, 

Что сердце есть, и что он стучит.

Вуаль с лица к ногам упала.

Она стоит. Стоит. Молчит.



И он заметил. Увидал.

Любовь как Смерть оторопела…

Его же в грудь попал кинжал,

Его душа ему запела.



- Любовь! Приятно познакомиться!

- Смерть. Но что-то не приятно.

Он не успел опомниться, 

Как ты пошла назад, обратно.



- Куда вы, дамочка? Поговорим?

- Не лезь ко мне и не мешай.

Иди, светись к тупым другим,

Меня заждался урожай.



Грубит она, а чувство бьется,

Охота скинуть черный плащ.

Больно грудь и что-то рвется,

Хоть реви, хоть тихо плач.



Любовь навязчива, упряма

И лезет, где ее не ждут.

Он гордо встал и двинул прямо.

А Смерть тески отчаянья жмут.



- Чего боишься? Что полюбишь?!

- Отвали на пол штанины.

- Зачем сквернишь, бежишь и гонишь?

- Я иду штормить равнины.



- Убивать, кромсать и резать?

Та резко встала, сказанула:

«Голодна. Иду обедать».

Плащом могильным замахнула.



- А ты ужинала счастьем?

- Что? Счастья просто полный рот.

- Я могу закинуть снасти

И выгнуть их наоборот.



- Сними дурацкий капюшон,

Под древом брось косу пока,

Я ж достану рацион, 

Что несет в себе река.



Смерть призадумалась и встала:

«Зачем твердит как дура «нет»?

В конце концов, я так устала

Потрошить жизнь сотни лет.



Но здесь Любовь и я трясусь…

Можно ли Любовь любить?…

Что если я его коснусь 

И невзначай смогу убить?…



- Ну, так что? Как предложенье?

(Шутки шутками в устах)

Брось ты это отчужденье!

Ты ж протратилась в веках!



Смерть с Любовью просто говорили, 

Сидя в тени играющей листвы.

В Смерти что-то потеплело, 

Наверно, от него. Наверно, от любви.



Что это? Он ее целует?…

Но она не знает даже как!

Все в Смерти «сдаться» голосует.

СдатьсЯ Любви? Такой пустяк!



Смерть штормит, Любовь колотит.

Ей все так ново и впервой.

Ее Любовь отдаться просит.

- Давай бери и черт с тобой!



Что упустила, что не так?

В чем здесь кроется причина?

В голове сплошной бардак.

«Смелей, ласкай…» - твердит мужчина.



Промчался вечер словно пуля,

Солнце село за холмы.

На Любви Смерть прикорнула

В цвете белой наготы.



Страсть оживала ночь и утро,

Беря в охапку с 2-х фронтов…

Угождала им так мудро…

Вот такой Любви улов…



Когда все кончилось, разбилось,

Смерть очнулась ото сна.

На себя Смерть разозлилась,

Что была как мир проста.



Любовь лежала и дремала,

Не идя искры гневных глаз.

Смерть быстро платье одевала,

Ненавидя всех враз!



Косою в злости замахнула:

Убить Любовь! Убить!! Убить!!…

Но потом слегка вздохнула

И решила кровь не лить.



Пошла к себе, куда уходит

Из года в год по всей Земле.

Она как прежде громко ходит,

Заявляя о себе…



Эти роли больше не встречались, 

Хоть идут всегда след в след.

Смерть сторонится, кто венчались,

А Любовь несет как прежде бред.

Плоские пальцы касаются моего лица,

Ты плачешь и знаешь, что больше не вернешься.

Ты слишком изможденный. Не тебе играть пловца 

Своих же слез. Закрыв глаза, ты мне уже не улыбнешься .



Уберешь пылинку с моих опущенных плеч,

Нежно и печально поцелуешь в соленые губы.

Как бы страстно не хотели, наши жизни не сберечь,

Жизнь умрет. Обнимет поощренный холод грубый.



Тоскливый взгляд голодных душ живет почти без нас,

Я смотрю и запоминаю все твои черты.

Наш обед в любви нам не помог, он нас не спас,

Мы испарились, слетев вместе с занебесной высоты.



Наши тени шлют друг другу поздравления

О несостоявшейся судьбе двух живых начал.

Дух пресытившегося на шее избавления

В низший мир потоком серого упал.



Жертвоприношения старухе - ростовщице 

За счастливые мгновенья, прожитые вдвоем.

Мы изрыгаем себя в истоме за сказочные небылицы,

Избалованной смерти свои молодые тела отдаем.



Наши вздохи и стоны затихают час за часом.

И эхо утомленно-умиленное ослабевает.

Мы были влюблены, любили. Наивно и прекрасно.

Но наше присутствие в этом мире тает. Тает…

Я в панике (Как будто бы)

Я в панике. Как будто бы бесплодна,

Как камень на чужой планете инородна.

Свист от пустоты распластался в голове.

Я падаю как «ух», как гуканье совы.



Она кричит на перегибе ночи

И пялится трехкратно, как будто, между прочим.

А я молчу, дышу и долго слушаю:

Быть может, что-то интересное да скушаю.



С замираньем сердца жду среди хвои,

Когда же гукнет рифмы + столбцы мои.

Молчит. Предатель верный лишь себе.

На всякий случай держу листок в руке.



Придирчиво взирает с одаренной высоты

На меня притихшую средь утоптанной ботвы.

Сытая ж Луна нахально окрестила

Меня как всех, как я, кого за нос водила.



Глаза слипаются, но не имею права.

Хотя бы что-нибудь! Хоть травля, хоть отрава!

Хоть бред, хоть боль, которой, правда, я сыта 

Как великолепьем, которым сыта красота.



Мне холодно и мокро. Я с затекшим телом

Фанатичною особой в рот сове глядела.

Она ж глядела на меня. Ухнула от жалости

И родилось «Я в панике». Муза?.. Всего лишь птичьи шалости.